A PHP Error was encountered

Severity: Warning

Message: Cannot modify header information - headers already sent by (output started at /home/s/serafimova/public_html/index.php:345)

Filename: libraries/Session.php

Line Number: 672

A PHP Error was encountered

Severity: Warning

Message: Cannot modify header information - headers already sent by (output started at /home/s/serafimova/public_html/index.php:345)

Filename: libraries/Session.php

Line Number: 672

A PHP Error was encountered

Severity: Warning

Message: Cannot modify header information - headers already sent by (output started at /home/s/serafimova/public_html/index.php:345)

Filename: libraries/Session.php

Line Number: 672

Ответы Серафимовой В.Д. на замечания оппонента профессора Баршта К.А. при защите Диссертационного исследования Традиции Андрея Платонова в философско-эстетических исканиях русской прозы

Ответы Серафимовой В.Д. на замечания оппонента профессора Баршта К.А. при защите Диссертационного исследования

Ответы Серафимовой В.Д. на замечания оппонента профессора Баршта К.А. при защите Диссертационного исследования «Традиции Андрея Платонова в философско-эстетических исканиях русской прозы второй половины ХХ-начала ХХ1 веков» в Д. 212. 183. 02 при ОГУ 23.09. 2010 г.

На замечание К.А.Б: Принцип отбора авторов, творчество которых служит рабочим материалом для диссертационного исследования, не прояснен; если этот принцип есть, его нужно было бы объяснить и обосновать.

Ответ Серафимовой. Этот принцип прояснен, прописан и в диссертации, и в автореферате. В принципе отбора авторов мы исходили из рамок конкретного временного интервала, 2-ой половины ХХ-начала ХХ1 вв., также представления в работе различных литературных направлений. В исследование включены произведения писателей различной эстетической ориентации, что позволило сделать вывод о специфике прочтения «платоновского слова» и особенностей влияния А.Платонова на процесс формирования разных векторов отечественной словесности. Так, сопоставляя роман В.Сорокина «Голубое сало».(1999) и повесть А.Платонова «Сокровенный человек»(1928) мы впервые в литературоведении конкретизируем соотношение реализма и постмодернизма в конкретном текстовом проявлении. Конкретизируется важная проблема: как влияют эстетические потребности постмодерна на классическую литературную традицию. Нами учитывались также высказывания самих писателей о воздействии прозы Платонова на становление их поэтического мастерства(Ю.Трифонов, В.Распутин, Л.Бородин, В.Шпаков, и мн.др)

Замечание К.А.Баршта. С другой стороны, стремление представить как самый достоверный источник информации о писателе «прямые высказывания самих писателей» (С.23), выглядит как бестактность по отношению к М.М.Бахтину, убедительно доказавшему теоретическую несостоятельность ранее бытовавшего представления о высокой информационной ценности высказываний автора о своем творчестве.

Ответ Серафимовой. Для нас важны суждения М.Бахтина в его фундаментальных трудах «Вопросы литературы и эстетики», «Эстетика словесного творчества» о высказываниях писателей о своем творчестве. Это мысли Бахтина о «первичном» и «вторичном» авторе("Первичный (не созданный) и вторичный автор (образ автора, созданный первичным автором) (…) никогда не может войти ни в какой созданный им образ". Есть, кроме того, и еще одна инстанция - биографический автор. Его "мы находим вне произведения как живущего своею биографической жизнью человека" (там же). Об информационной ценности высказываний автора о своем творчестве мы ориентируемся на работу М.М.Бахтина «Эпос и роман» (О методологии исследования романа)», отметившего, что именно прямые высказывания авторов помогли ему в выявлении специфических свойств исследуемых им романов. (Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Вопросы литературы и эстетики. Исследования последних лет. - М., 1975. С. 453, 454.). Не умаляя суждений М.М.Бахтина об информационной ценности высказываний писателей о своем творчестве, мы не можем пройти мимо достоверных и прямых высказываний писателей о воздействии на становление их поэтического мастерства А.Платонова. Замечательным мастером, у которого надо учиться, назовет Платонова Ю.Трифонов(Ответ на анкету «Писатели о традициях и новаторстве» (1963 г.) Как элемент персональной платоновской традиции оценивает Распутин язык, стиль писателя, когда пишет о своей учебе у Платонова еще в 1980г.: «Платонов во многом - мой учитель. Когда я начинал писать, очень много его читал. Если у меня бывает иногда эмоциональное, языковое словообразование, знайте: это от него. Я поражаюсь его настроем, поставленным словом, который дает этот настрой». Высказывания исследуемых авторов о воздействии прозы Платонова на становление их творческого мастерства служили для нас и ориентиром в механизме подключения сопоставляемой прозы. Отмечая психологизм прозы Платонова, Распутин, на наш взгляд, обозначил и истоки своего творчества, свое видение и назначение литературы: «Главная и всеобъемлющая тема Платонова - скорбь по миру и человеку. А.Платонов - смотритель изначальной русской души»(«Страна философов Андрея Платонова:Цитирую по «Стране философов»Выпуск 4. Юбилейный»,2000г.).

Замечание .: Мысль о возможном сходстве между Ю.Трифоновым и А.Платоновым в рамках следования обоих теории этногенеза Л.Гумилева выглядит парадоксальной, ведь теория Гумилева было опубликована десятилетия спустя после смерти А.Платонова. Следует заметить, что, возможно, повесть «Джан» косвенным образом затрагивает вопросы, изложенные в трудах Л.Н.Гумилева, однако, полностью опровергает концепцию этногенеза повесть «Котлован» и роман «Чевенгур».

Ответ СерафимовойИскажающе передано содержание диссертации и автореферата, которое мы объясняем пристрастным отношением к нашей работе. Речь идет не о «следовании обоих теории этногенеза», как пишет К.А.Б., обвиняя автора диссертации в «парадоксальности суждений», а о сходном подходе к герою, обнаруживающем много общего с теорией В 3 - ей главе диссертации, после предваряющего целостного анализа повести А.Платонова «Эфирный тракт» и повести Ю.Трифонова «Другая жизнь» мы отмечаем, что типологические связи между прозой Ю.Трифонова и А.Платонова проявляются и в сходном подходе к герою, обнаруживающем много общего с пассионарной теорией этногенеза Л.Н.Гумилева. Платоновский подход к героям Федору Попову, Михаилу и Егору Кирпичниковым - представителям «сердечной науки» в повести «Эфирный тракт» (авторская датировка - 1926 -1927 г.г., впервые опубликована в 1967) обнаруживает много общего с теорией пассионарности Л.Н. Гумилева. Мы полагаем, что Платонов своей повестью «Эфирный тракт» в художественной форме предвосхитил научные изыскания ученого, и что Гумилев читал повесть, опубликованную в России в 1967, свой труд «Этногинез и биосфера Земли» он написал в 1974. Задумываясь над сущностью и движущими силами этнической истории, Л.Н.Гумилев в своем фундаментальном исследовании «Этногенез и биосфера Земли» доказывает, что в основе всякого деяния, оставляющего следы в истории, лежит страстное стремление человека к своему идеалу, к целенаправленной деятельности, связанной с изменением общественного или природного окружения, «…причем достижение намеченной цели, часто иллюзорной или губительной для самого субъекта, представляется ему ценнее даже собственной жизни». (Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. - Л., 1989. С. 252). Этих людей ученый назвал пассионариями и отметил, что «пассионарность не имеет отношения к этическим нормам, одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушение, благо и зло». Это страстное стремление к осуществлению своей мечты наперекор всему Гумилев назвал «пассионарностью». Источником такой активности, по Гумилеву, является биогеохимическая энергия живого вещества биосферы, как она описана и В.В.Вернадским - от биосферы через техносферу к ноосфере: «В геологической истории биосферы перед человеком открывается огромное будущее, если он поймет это и не будет употреблять свой разум и свой труд на самоистребление». (Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. - М., 1988. С. 503).

Инженер Михаил Кирпичников, герой платоновской повести «Эфирный тракт», одержим идеей понять «существо вселенной», добиться разгадки «искусственного размножения электронов», «эфирного тракта», чтобы «дать всем хлеб в рот, счастье в грудь и мудрость в мозг», для этого он воспитал в себе «жажду знания, как кровную страсть». И свой дом, любимую и любящую жену он покидает и отправляется в Америку, «ища там невиданных новостей жизни, заранее им радуясь». «Пассионарность» проявляется и в создании Платоновым образа Егора Кирпичникова, продолжателя дела отца после трагической его гибели. Егор унаследует от отца «страсть познания мира», «изберет темой своей жизни конечную разгадку вселенной». Подобно отцу, Егор «искал первичное чрево мира в межзвездном пространстве - в таинственной жизни электронов, составляющих эфир». Стремление познать вселенную, как и в научном исследовании Гумилева, у героев Платонова активизируется процессами, происходящими в космосе, «солнечного ветра», «солнечных вспышек»; герои -носители биополя». Так, Егор Кирпичников характеризуется как поклонник движения, странствования по новым местам; внутренние стремления к познанию связаны у него с космическими процессами. В диссертации у нас идут ссылки на текст: «Егор вышел на глухую полевую дорогу. (…) Солнце гладило землю против шерсти - и земля вздымалась травами, лесами, ветрами, землетрясениями и северными сияниями. Егор небрежно посмотрел на солнце - и сразу горячая волна прошла в его горле и остановилась в голове. (…). Как в женщину, вонзилось в его сознание сияющая догадка и прополосовала мозг, как падающая звезда. Это было так же странно и безумно, как ребенок хватает сосцы матери, как момент зачатия в девственном теле. Он ощутил страсть и успокоение, как цвет, сбросивший плодотворную пыль в материнское пространство».

В диссертации мы также отмечаем: В отечественном литературоведении подход к героям в «городской прозе», в том числе и в прозе Ю.Трифонова, с учетом теории пассионарности Льва Гумилева впервые отметил А.В. Шаравин: «Для городской прозы, как и для автора «Этногенеза и биосферы Земли», пассионарность - это «способность и стремление к изменению окружения, атрибут подсознания. Именно здесь истоки того непонятного для большинства «магнетического притяжения» героев Ю.Трифонова, А.Битова, В.Маканина к какой-то только для них имеющей значение цели, не подразумевающей никакой выгоды». (Шаравин А.В. Городская проза 70-80-х годов ХХ века». Автореферат докторской диссертации. М., 2001. С. 22, 23). «Пассионарность», «энергию души», «способность личности к особому неординарному восприятию событий, прочувствованному и пропущенному через целостность и единство внутреннего мира», присущую лишь немногим героям Трифонова, - А.В.Шаравин оценивает как уникальный человеческий дар, как концептуальный аспект для городской прозы: «… именно «энергия души» помогает преодолеть исчерпанность человеческого существования неудачей».

Мы отмечаем в диссертации, что пассионарностью, «энергией души» в повести «Другая жизнь» Трифонова обладает историк Сергей Афанасьевич, изучающий материалы московской охранки накануне Февраля семнадцатого года: «…материалы ценнейшие, потому что архивы охранки были уничтожены, сожжены. (…) Ему казалось, что нить, соединяющая поколения, должна быть наподобие сосуда, по которому переливаются неисчезающие элементы». ( Трифонов Ю. Другая жизнь). В «отыскивании нитей» Сергей видит «необыкновенно важное»: «Временами он работал с бешенным энтузиазмом. Когда возвращался домой из библиотеки или из архива, бывал землистого цвета, едва держался на ногах и не мог сразу сесть за ужин: лежал несколько минут, успокаивал сердце. (…) Так его поглотила работа. Он вкладывал в нее гораздо больше, чем следовало, чем она могла вместить».(Ю.Трифонов. Другая жизнь).

Отмечу, что к пассионариям относит героинь В.Г.Распутина и Александр Прошкин, режиссер, в «послужном списке» которого ставшие заметными экранизации произведений Пушкина, Амфитеатрова, фильм «Холодное лето 1953», не говоря о прошедшем по телевидению многосерийном прочтении «Доктора Живаго», и наконец фильм «Живи и помни», поставленный им в по повести гениального писателя, нашего современника В.Г. Распутина.

Замечание. Вызывает удивление, что в добавление к перечисленным в диссертации 3-4 десяткам самых различных исследователей, писавших о Платонове, автором диссертации «учитывается» еще и «мнение Л.Шубина», тем самым, этот выдающийся труд оказывается на втором плане внимания исследователя. В то время как именно в этой книге В.Д.Серафимова могла бы найти метод, с помощью которого было бы возможно корректное сравнение творчества А.Платонова и писателей конца ХХ века. С другой стороны, стремление представить как самый достоверный источник информации о писателе «прямые высказывания самих писателей» (С.23), выглядит как бестактность по отношению к М.М.Бахтину, убедительно доказавшему теоретическую несостоятельность ранее бытовавшего представления о высокой информационной ценности высказываний автора о своем творчестве.

Ответ Серафимовой.: В своем исследовании мы отмечаем, что начало научному восприятию творчества А.Платонова положил Лев Алексеевич Шубин.(1928-1983).(Диссертация (С. 9. 10; Автореферат - С.4) ), В Диссертации мы подробно останавливаемся на описании этого метода. Именно в исследовании Шубина мы находим метод, с помощью которого сравниваем прозу А.Платонова и писателей второй половины ХХ-Начала ХХ1 вв. Цитирую: «В статье 1968 г., положившей начало научному восприятию творчества А. Платонова, Л.А. Шубин отмечал продуктивность художественных открытий писателя для последующего развития русской литературы. Цитирую свой Автореферат: «Голос Платонова участвует в диалоге, звучащем в нашей современной литературе, и на фоне платоновской прозы совсем по-иному читаются книги Сергея Залыгина, Федора Абрамова, Василия Шукшина, Валентина Распутина»( Шубин Л.А. Поиски смысла отдельного и общего существования: Об Андрее Платонове. Работы разных лет / Составитель Е.Д.Шубина. М., 1987. С.176). Далее мы отмечаем, что «Анализируя «рефлексы платоновских идей» в литературе, ученый связывал природу традиций Платонова с нравственно-философскими и эстетическими исканиями русской прозы: «не о литературном воздействии произведений Платонова только идет речь, а о направленности таланта писателя, о природе его героя, о попытке этого героя осмыслить свою жизнь, жизнь других людей, о смысле о т д е л ь н о г о и о б щ е г о с у щ е с т в о в а н и я».(разрядка - Л.А.Шубина).(Автореферат -С.4). Именно эти доводы стали основополагающими для нас в разработке методологии исследования традиций А.Платонова в русской прозе второй половины ХХ-начала ХХ1 вв. В диссертации мы пишем не о подражании(Платонов, как известно, относился к подражателям скептически), а о художественном осмыслении сущностей платоновского художественного мира, что было объективно отмечено, например, профессорами Л.В.Поляковой , А.Н.Варламовым в отзывах на наш автореферат.

Замечание:. С другой стороны, стремление представить как самый достоверный источник информации о писателе «прямые высказывания самих писателей» (С.23), выглядит как бестактность по отношению к М.М.Бахтину, убедительно доказавшему теоретическую несостоятельность ранее бытовавшего представления о высокой информационной ценности автора о своем творчестве.

Ответ: Об информационной ценности высказываний автора о своем творчестве мы ориентируемся и на фундаментальную работу М.М.Бахтина «Эпос и роман» (О методологии исследования романа)», отметившего, что именно прямые высказывания авторов помогли ему в выявлении специфических свойств исследуемых им романов.( Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Вопросы литературы и эстетики. Исследования последних лет. - М., 1975. С. 453, 454). Для нас важны суждения М.Бахтина в его фундаментальных трудах «Вопросы литературы и эстетики», «Эстетика словесного творчества» о высказываниях писателей о своем творчестве. "Первичный (не созданный) и вторичный автор (образ автора, созданный первичным автором) (…) никогда не может войти ни в какой созданный им образ". (Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979, с. 353). В Работе «Вопросы литературы и эстетики» М.Бахтин выразился так: с автором-творцом "мы встречаемся ... в самом произведении, однако вне изображенных хронотопов, а как бы на касательной к ним". (Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975, с. 403). В этой же работе М.М.Бахтин в главе «Эпос и роман»(О методологии исследования романа) отмечает, что именно прямые высказывания авторов помогли ему в выявлении специфических свойств исследуемых им романов.(С. 453). Не умаляя глубоких суждений М.М.Бахтина об информационной ценности высказываний писателей о своем творчестве, мы не можем пройти мимо достоверных и прямых высказываний писателей о воздействии на становление их поэтического мастерства А.Платонова. Так, например, мы не можем не сослаться на высказывания В.Г.Распутина о воздействии на него прозы А.Платонова, на которые мы ссылаемся и в монографии, и в диссертации, и в статьях о типологических связях прозы писателей. О своей учебе у АП..Платонова говорит В.Г.Распутин еще в 1980 г.: «Платонов во многом - мой учитель. Когда я начинал писать, очень много его читал. Если у меня бывает иногда эмоциональное, языковое словообразование, знайте: это от него. Я поражаюсь его настроем, поставленным словом, который дает этот настрой»(Распутин В. Право писать // Радуга 1980. №2. С. 174). Мы отмечаем, что выступая в 2000 году с докладом на четвертой Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения А.П.Платонова, В.Г.Распутин нашел самые верные, от души идущие искренние слова, и выразил самое «сокровенное» в Платонове, что делает его современным и «сейчас» и «для всех времен»,: «Сейчас принято любить Платонова, считать его самым современным писателем. Он и верно современен. Но он современен для всех времен (…) Потому что главная и всеобъемлющая его тема - скорбь по миру и человеку». Распутин В. Свет печальный и добрый //«Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. Выпуск 4. Юбилейный. - М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2000. С.7,8). Отмечая психологизм прозы Платонова, Распутин, на наш взгляд, в своем докладе обозначит и истоки своего творчества, свое видение и назначение литературы: «А.Платонов - смотритель изначальной русской души. Она у него неуютно чувствует себя в настоящем и все страдает в «этом прекрасном и яростном мире» от какой-то неродственности бытия». Там же. С.8).

О воздействии прозы А.Платонова на становление своего творческого мастерства говорит Л.Бородин в автобиографическом повествовании «Без выбора». Л.Бородин восхищается жизненностью прозы Андрея Платоновича, его разящей сатирой. В книге «Без выбора» Бородин приводит фразу чиновника, обращенную к нему во время его скитаний в 1973 г. вместе с женой в поисках работы в прибайкальской тайге: «Мы не можем позволить вам заниматься антисоветской пропагандой среди разрозненных работников леса, оторванных от основных масс сознательного пролетариата», - усматривая в ней аналогию «с истинным шедевром почти платоновской прозы». (Бородин Л. Без выбора. - М., 2003. С. 211.). «Замечательными мастерами, у которых надо учиться», назовет А. Платонова Ю.Трифонов.[ Трифонов, Ю. Ответ на анкету «Писатели о традициях и новаторстве» / Ю. Трифонов // Вопросы литературы. - 1963. - № 2. С.6:2). В статье «О нетерпимости»(1966) Трифонов отметит бескомпромиссный творческий путь Платонова: «Критики отыскивали у него все новые достоинства так же, как раньше отыскивали все новые недостатки. Прозу Платонова обвиняли в анархизме, в стихийничестве, в непонимании сути, во многих грехах, когда-то звучавших громко, потом позабытых, но вот она не сгинула в потоке времени, не пропала в яме забвения, куда ее хотели запрятать...». (Ю.Трифонов. «О нетерпимости»).

Замечание. Нельзя не признать, что изучение методов пародирования В.Сорокиным тем и стиля произведений русской классики - действительно интересная научная тема, однако, говорить о пародии как о «преемственности» было бы слишком смело.

Ответ Серафимовой: Заявление Баршта провокационное и свидетельствует о невнимательном чтении и истолковании и диссертации и автореферата. В них не идет речь о пародии как о преемственности, а о преломлении платоновского опыта в романе В. Сорокина «Голубое сало». Принципиальное возражение вызывает у нас утверждение глубокоуважаемого оппонента, что «изучение методов пародирования Сорокиным тем и стиля произведений русской классики является интересной научной темой». Мы не считаем интересной научной темой «изучение методов пародирования Сорокиным тем и стиля произведений русской классики. Согласно Александру Павловичу Квятковскому, мы рассматриваем пародию (от греч. - перепев), а не как преемственность, Пародия - жанр критико-сатирической литературы, основанный на комическом воспроизведении и высмеивании стилистических приемов какого-либо писателя, на карикатурном подчеркивании и утрировке особенностей его писательской манеры. Мы подчеркиваем, что в главе «Платонов-3. Предписание» принцип включения «платоновского» слова в текст романа определяется пародийным его использованием, имеет эпатажный характер. В.Сорокин использует ставшие привычными для постмодернизма, выдвинувшего концепцию деконструкции, приемы разрушения стиля - стилевую имитацию, абсурд, обыгрывание стереотипов массовой культуры и соц-арта, абсценную лексику, сцены насилия. Стилизация ориентирована на ломку этики и эстетики, на деконструкцию следа, оставленного творчеством гениального писателя. Такая попытка оборачивается парадоксом, означающим подтверждение звездного статуса прозы А.Платонова. Мы отмечаем, что в рассказе «Заплыв», включенном в текст романа «Голубое сало», исследуемая проблема человеческого сознания решается в свете платоновской философемы «истина человеческого сознания». Обращенность В. Сорокина к сознанию человека, высмеивание им строгого следования провозглашенным властью абсурдным законам обнаруживает черты преемственности с прозой А.Платонова. Но есть и различия. Они - в «шоковых» средствах, избранных В. Сорокиным при рассмотрении вопроса о нравственных традициях. То есть, художественный мир Сорокина - скорее антиплатоновская линия, не продолжение ее, а вызов ей. И все-таки, функционирование художественных «конструктов» А.Платонова, хотя бы и в снижено-деструктивном контексте современного постмодернизма, свидетельствует об огромной роли наследия писателя в современном социокультурном пространстве. Без А.Платонова оно уже не может мыслиться как «полное».

Замечание: Относительно «преемственности» как механизма эстетической эволюции, хотелось бы видеть здесь более продуманный анализ этого тезиса. Известно, что новаторские художественные решения возникают в рамках отказа от эстетических моделей прошлого; попытка связать историю русской литературы ХХ века с эпигонским использованием опыта Платонова («сознательное освоение художественного опыта» Платонова, «преемственных связей писателей с творчеством А.Платонова») не имеет перспектив.

Ответ : Принципиально не согласна с искаженной трактовкой диссертации, а именно с утверждением К.А.Баршта об эпигонском использовании опыта Платонова. Возражение Баршта строится на сближении преемственности и эпигонства в духе довода Ю.Тынянова: По мнению Ю.Н.Тынянова: «Традиция (…) это «основное понятие старой истории литературы», которое оказывается «неправомерной абстракцией», «говорить о преемственности приходится только при явлении школы, эпигонства, но не при явлениях литературной эволюции, принцип которой - борьба и смена» (Тынянов Ю.Н. Поэтика, История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 272, 258).

Наши доводы: Эпигонство(от др.-гр. epigonoi - родившееся после) - это нетворческое следование традиционным образцам», т.е. назойливое повторение и эклектическое варьирование хорошо известных литературных тем, сюжетов, мотивов, в частности - подражание писателям первого ряда.( См.: Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 510). По словам М.Е. Салтыкова-Щедрина, «участь всех сильных и энергических талантов - вести за собой длинный ряд подражателей» (Салтыков-Щедрин М.Е. О литературе. М.. 1952. С. 159). В нашей работе, как мы уже отмечали, речь идет не о подражании, а о художественном освоении творчества Платонова. Эпигонство же ничего не имеет общего с опорой писателя на традиционные художественные формы, с преемственностью как таковой. Преемственность это не подражательность. Для художественного творчества оптимальна установка на преемственность без подражательности. (См.: Максакова М.П. Что нужно знать певцу // Максакова М.П. Воспоминания. Статьи. М., 1985. С. 137). Мы исходим в своих размышлениях из доводов выдающегося англо-американского поэта Т.С.Элиота, изложенных в статье «Традиция и индивидуальный талант»(1919), в которой говорится, что писатель «должен вырабатывать в себе осознанное чувство прошлого и обогащать его на протяжении всего своего творчества», что писателя «включает в традицию чувство истории», которое дает ему «чрезвычайно отчетливое ощущение своего места во времени, своей современности» (Элиот Т.С. Назначение поэзии. М., Киев, 1997. С. 158, 161). В этом же духе высказался Й.Хейзинга: «Здоровый дух не боится брать с собой в дорогу весомый груз ценностей пршлого» (Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. - М., 1992. С. 257.) Для нас весомы мысли русского философа начала ХХ века Владимира Францевича Эрна ( 1882-1912), что «человечество существует благодаря свободному следованию традиции», что «свободная традиция есть не что иное, как внутреннее метафизическое единство человечества» (Эрн В.Ф. Сочинения. - М., 1991. С.98).

Традиция предстает в нашем исследовании как совокупность неких устоявшихся, сформированных средств, приемов, способов как художественной выразительности, так и идейно-эстетического плана, которые наследуются авторами последующих поколений. Наша позиция - понятие традиция при генетическом рассмотрении литературы (как в ее формально-структурной стороне, так и в глубинных содержательных аспектах) играет весьма ответственную роль, она не совпадают с доводами авангардистски настроенного литературоведения, в котором бытует противоположное представление о традиции, преемственности, культурной памяти - как неминуемо связанных с эпигонством, и не имеющих касательства, как отмечает В.Е.Хализев, к подлинной, высокой литературе. (Учебник: Теория литературы. М., 2002. С. 394).

Доводы нашего оппонента противостоят нашим взглядам. Доводы К.А.Баршта восходят к доводам литературоведов, выражающих недоверие к слову «традиция» и тем глубоким смыслам, которые за ним стоят, полагающим, что литературоведение не нуждается в этом понятии. «Следует отметить, что одним из несомненных, наиболее очевидных следствий работы Тынянова и его единомышленников, стала дискредитация неопределенного понятия «традиция», которое после их критической оценки повисло в воздухе и затем нашло себе пристанище в текстах, лежащих вне науки. Взамен ей явилась цитата»(реминисценция) и «литературный подтекст» (преимущественно для поэтических текстов) (Чудакова М.О. К понятию генезиса // Revue des etudes slaves. Fascicule 3. Paris, 1983. P/ 410- 411)/ Мы согласны с мнением Е.В.Хализева об односторонности и уязвимости сближения преемственности и эпигонства, цитирую дальше профессора Хализева, «...ибо дает повод некорректно зачислить в число «подражателей»(ВЗЯТО В КАВЫЧКИ ХАЛИЗЕВЫМ»)таких ярких и оригинальных писателей-традиционалистов, как И.С.Шмелев и Б.К.Зайцев, М.А.Шолохов и А.Т.Твардовский, В.Г.Распутин и В.И.Белов, В.П.Астафьев и Е.И.Носов» (Учебник: Теория литературы. М., 2002. С. 394. СНОСКА № 1).Методология нашего исследования о преемственности и традициях, литературных влияниях строятся на доводах Бушмина Алексея Сергеевича: «…сознательное усвоение традиции может приобретать то глубоко творческий характер, то, напротив, выражаться в заимствованиях, подражаниях, в поверхностных стилизациях, ведущих к эпигонству».( Бушмин А.С. Преемственность в развитии литературы. - Л.: «Наука», 1975. С. 116. И далее: «плодотворность художественной традиции определяется не степенью зависимости того или иного писателя от своего предшественника, не широтой использования элементов его стиля, творческой манеры и т.п., а качеством художественного результата, отразившим глубину творческого преобразования воспринятого опыта». (Бушмин А.С. Наука о литературе: Проблемы, суждения, споры. - М.: Современник, 1980. С. 182).

Цель изучения литературных влияний, преемственных литературных связей состоит в раскрытии их творческого результата. Результат этот тем значительнее, чем полнее, совершеннее осуществлено творческое преобразование унаследованного, воспринятого элемента, Высший эффект преемственного развития литературы состоит не в полноте и частоте сходства последующего с предыдущим, а в их различии, Если при этом сходство позднего с ранним и сохраняется, то сохраняется как нечто общее в разных индивидуальностях, как сходство отдельных аспектов в непохожем целом. Так по крайней мере проявляют себя преемственные связи в творчестве отдельных художников»(Бушмин А.С. Преемственность в развитии литературы. Ленинград: Наука. Ленинградское отделение, 1975. С. 82, 83) Вслед за А.М.Панченко, мы утверждаем, что культура (в том числе словесно-художественная) «располагает запасом устойчивых форм, которые актуальны на всем ее протяжении», а потому правомерен «взгляд на искусство как на эволюционирующую топику. В разрезе нашей проблемы, в диалектике литературной преемственности основополагающим понятием является понятие «большого времени» в философско-эстетической концепции М.М.Бахтина. Концепция «большого времени» формируется у Бахтина как закономерный результат активного погружения в проблемы сравнительно-исторической поэтики, предстает залогом постижения «новых смысловых глубин»: «Произведения разбивают грани своего времени, живут в веках, то есть в большом времени, притом часто (а великие произведения - всегда) более интенсивной и полной жизнью, чем в своей современности».( Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. - М., 1986. С. 504).Концептуальными для нашего исследования являются мысли ученого о «переакцентуации» классических произведений, способности их смыслового состава «расти, досоздаваться далее», «раскрывать на новом фоне все новые и новые смысловые моменты».( Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики..М., 1975. С.231-232).

В ситуации современных споров о традиции основополагающими для нас, как мы ответили профессору Баршту К.А., являются доводы Л.А.Шубина в статье 1968 года, положившей начало научному восприятию творчества А.Платонова. Ученый отметил продуктивность художественных открытий писателя для последующего развития русской литературы. Анализируя «рефлексы платоновских идей» в литературе, Л.А.Шубин связывал природу традиций А.Платонова с нравственно-философскими и эстетическими исканиями русской прозы: «…не о литературном воздействии произведений Платонова только идет речь, а о направленности таланта писателя, о природе его героя, о попытке этого героя осмыслить свою жизнь, жизнь других людей, о смысле о т д е л ь н о г о и о б щ е г о с у щ е с т в о в а н и я.» (разрядка - Л.А.Шубина.

Замечание К.А.Баршта. Мысль о том, что спецификой «платоновской традиции» является приверженность героев естественным человеческим чувствам» вызывает недоумение».

Ответ Серафимовой. Недоумение вызывает вопрос. При сопоставлении прозы А.Платонова и прозы Ю.Трифонова мы отмечаем обращение обоих писателей к мифопоэтическим представлениям о Земле. В финале рассказа «Вера и Зойка» Трифонов прибегает к параллели «земля - человек» и «человек-земля», характерной для многих произведений А.Платонова и разработанной писателями в соответствии с мифопоэтическими представлениями. Финал рассказа утверждает радость бытия и веру в счастье. «На станцию Вера шла проселком через луг. (…) Вера сняла туфли, пошла босая. Много лет не ходила она по такой теплой летней дороге босыми ногами, она шла медленно, совсем одна на большом лугу, и никуда не хотелось ей торопиться». Финал рассказа Трифонова перекликается с эпизодом «гуляния во время солнечного затмения Фомы Пухова из повести Платонова «Сокровенный человек»: «Пухов шел, плотно ступая подошвами. Но через кожу он все-таки чувствовал землю всей голой ногой, тесно совокупляясь с ней при каждом шаге. (…) Ветер тормошил Пухова, как живые руки большого неизвестного тела. (…) и Пухов шумел своей кровью от такого счастья. Эта супружеская любовь цельной непорченой земли возбуждала в Пухове хозяйские чувства. Он с домовитой нежностью оглядывал все принадлежности природы и находил все уместным и живущим по существу». Мы полностью согласны с верными доводами профессора Дмитровской М.А: «Согласно мифопоэтическим представлениям, земля является чистой и святой, несет в себе магическую силу и является хранительницей нравственного начала. В повести «Котлован» само существование земли является залогом осмысленности мира, именно в земле может быть спрятана истина, которую тщетно ищет Вощев».( Дмитровская М.А. Макрокосм и микрокосм в художественном мире А.Платонова. Учебное пособие. - Калининград.1998. С.43; См. также: Дмитровская М.А. Эволюция понятий «истина и смысл» в творчестве А.Платонова // Логический анализ языка: Истина и истинность в культуре и языке. - М., 1

Как и Платонов, Трифонов прибегает к классическому приему, утверждает приверженность человека естественным человеческим чувствам, ощущение счастья от общения с природой, от слитности с миром. Мотив «гуляния босиком» по родной земле, развертываемый в финале рассмотренных произведений Платонова и Трифонова, передает любовь героев к своей земле, к малой родине. Оба писателя прославляют чудо жизни, то ощущение полноты, теплоты жизни, счастья, гармонии в душе, которое дарит человеку общение с природой, на антитезе «порочной дурости в людях»( фраза Платонова из повести «Сокровенный человек»).

Замечание: Предмет диссертационного исследования «составляют традиции А.Платонова в прозе писателей второй половины ХХ - начала ХХI вв.» (С. 24), а также «проблема преломления традиций». С другой стороны, на предыдущих страницах работы автор сочувственно цитирует критиков, утверждавших, что Платонову невозможно подражать, в силу того, что он совершенно уникален».

Ответ: Традицию К.А. Баршт, судя по его замечанию и вопросу, понимает как подражание. Мы же понимаем традицию как художественное освоение творчества Платонова. Цитирую выписки из своей диссертации: «Мы согласны с мнением литературоведа и писателя А.Н.Варламова, что «подражать Платонову бессмысленно. Кому угодно можно, а вот Платонову нельзя. (…) в произведениях Платонова заговорила сама жизнь и он как мог устранился, чтобы дать ей выговориться». (Варламов А. Третий сын // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 4. С.44. ).. Мы утверждаем, что Платоновский стиль и язык - и это уже заметили исследователи - не поддается воспроизведению и копированию . «Платонов свой стиль не конструировал, это был для него органический способ мышления».(Агеев А. Самородок, или Один день Олега Олеговича // Знамя. 1995, №5. С. 177) Речь идет не о подражании, а о философской интонации, речевом строе, использовании символов, метафор, ассоциаций. Так, например, платоновская метафора «евнуха души», «маленького зрителя» (Чевенгур. С.114) сопоставима с метафорой «второго сознания» в «Божеполье». «Второе сознание» героя Бородина, «человека самоконтроля», каким он мнит себя, передает смену его переживаний, динамику чувств, переводит повествование в объективный план, в «разговор от лица реальности»: «Будучи от природы человеком самоконтроля, каким-то вторым сознанием он (Клементьев - В.С.) одергивал себя всякий раз, когда социальная мистика стучалась в душу, и говорил себе: «Чушь все это!». Такое проговаривание было слышимым душой и, в конце концов, определяющим, в любой момент он мог переключиться на реальную жизнь».

Рассматривая типологические связи прозы Платонова и Бородина, мы отмечаем, что к стилевым особенностям бородинской повести характерна конституирующая роль реального в антиутопии, что позволило писателю обозначить катастрофичность ХХ столетия. В платоноведении отмечалась конституирующая роль реального в антиутопии, в романе «Чевенгур».. «Уникальность «Чевенгура» состоит в том, что в нем благодаря особому пониманию реальности антиутопическая тенденция оказалась в эстетико-нравственном сращении с утопической. Это позволило автору романа обозначить общую катастрофичность ХХ столетия не только в социально-историческом, но и бытийном плане. Как видно, художественные эксперименты с категорией реальности чрезвычайно плодотворны в произведениях, жанрово соотносимых с антиутопией». (Лазаренко О.В. Проблема реальности в антиутопии // Филологические записки. Выпуск 13. Андрей Платонов, знакомый и открываемый. К столетию со дня рождения. Воронеж, 1992. С. 69.). Контрреальности, воображенной утопическим сознанием, в «Божеполье» противопоставляется истинная действительность. Чудовищную разрушительную работу прошлого, войны с собственным народом, названной коллективизацией, символизирует в повести «божье поле», превращенное в «рваную яму».

На отзыв К.А.Баршта о выносимых нами на защиту положений. Цитируем: «Автор выносит на защиту следующий ряд положений (С. 33-40)

Согласно первому пункту списка, предполагается доказательство того, что творчество Платонова «востребовано» русской культурой во второй половине ХХ века. Во втором пункте «положений» утверждается, что художественно-философские установки Платонова созвучны художественно-философским установкам других авторов, работавших после него. Последующие 3-11 пункты «основных положений» указывают на приложение этих двух тезисов к творчеству Ю.Казакова, В.Белова, В.Шукшина, Ю.Трифонова, В.Распутина, Л.Бородина, В.Березина, В.Шпакова и В.Сорокина. Утверждается схожесть «установок» Ю.Казакова и А.Платонова, похожесть в описании «немилости власти к самостоятельной личности» в творчестве В.Белова и А.Платонова, в следовании В.Шукшина и А.Платонова русской нравственно-философской традиции. Сходство между Ю.Трифоновым и А.Платонов в пункте «6» автор собирается доказывать в следовании обоих писателей теории этногенеза Л.Н.Гумилева. В седьмом пункте содержится предположение, что В.Распутин является прямым учеником А.Платонова. В основе восьмого пункта лежит мысль, что творческий диалог Л.Бородина и А.Платонова основан на художественных достижениях Достоевского, кроме того, «для обоих писателей очень важна народоведческая тематика» (С. 38). Девятый пункт связывает В.Березина и А.Платонова в одно целое, на основе того, что, по мнению В.Д.Серафимовой, произведения В.Березина наполнены цитатами из платоновских текстов. Согласно десятому пункту, «под влиянием платоновской прозы» находится В.Шпаков (С. 39). В одиннадцатом пункте «положений» автор фиксирует свое намерение доказать, что в романе Сорокина «Голубое сало» прослеживается внимание к «платоновскому слову».

Первый и второй из заявленных тезисов не вызывают никаких сомнений, и вряд ли требуют особенных доказательств. С другой стороны, 3-11 пункты «положений», фактически, детализируют пункт 2; в изложении выносимых на защиту тезисов создается нетривиальная сложноподчиненная конструкция. Принцип отбора авторов, творчество которых служит рабочим материалом для диссертационного исследования, не прояснен; если этот принцип есть, его нужно было бы объяснить и обосновать. Почему в 3-11 пунктах «положений» к разным авторам применяются каждый раз новые критерии в сравнении их творчества с творчеством Платонова, тоже неясно, наверное, более показательно и в научном отношении оправданно было бы применение единого набора критериев.

Ответ. Искажающе, тенденциозно подходит профессор Баршт К.Р. к свободной интерпретации выносимых нами на защиту положений. На самом деле они таковы: (См. Автореферат с.16-19; Диссертация - С. 39-44)

Положения, выносимые на защиту:

  1. Прозаическое наследие А. Платонова было "востребовано" отечественной художественной культурой в эпоху быстрой смены социальных, нравственных и эстетических ориентиров и может рассматриваться как предмет историко-литературной контекстуализации и типологизации.
  2. А. Платонов выработал художественно-философские установки в творческом диалоге с предшественниками и современниками. Образная система, художественные решения, сделанные Платоновым в области прозы, обнаруживают возможности их сопоставления в тех или иных аспектах с художественными произведениями отдельных авторов, являются одной из историко-литературных универсалий, важных для целого ряда писателей более позднего времени. Выявленные схождения формируют поля и векторы мощного платоновского влияния на важнейшие направления развития прозы второй половины XX - начала ХХI веков.
  3. Включение произведений А. Платонова, как и произведений М. Шолохова, А. Солженицына, А. Твардовского, В. Некрасова, Е. Носова, В. Белова, В. Шукшина, Ю. Казакова, Ю. Трифонова, В. Распутина, Л. Бородина, Б. Екимова, В. Маканина, В. Токаревой и др. писателей ХХ века, в "вертикальный контекст" художественного универсума с использованием "онтологического" подхода, определяет "лицо" русской литературы XX - начала ХХI вв., позволяет из частных наблюдений выйти на новый концептуальный уровень осмысления плодотворности гуманистической тенденции в русской литературе как ее этической и философской направленности, определяет "всеобщность" этого свойства.
  4. Творчество Ю. Казакова и А. Платонова объединяют схожие установки на философское осмысление жизни, доминантные идеи общности людей и цельности мира, типологически близки важнейшие концепты писателей. Созданный Казаковым художественный мир проникнут платоновскими мотивами "тревоги бедных деревень", "житейской нужды". Историко-генетическое рассмотрение прозы Платонова и Казакова позволяет говорить о диалоге творческих сознаний в постановке и разрешении проблемы дома, семьи, человеческой сущности. В лирической прозе Казакова важна символика образа-понятия "музыка", являющегося устойчивой опорой в художественно-философской системе Платонова. Ситуация общения с музыкой в творчестве писателей является средством характеристики поэтически настроенных героев, вносит в произведения писателей романтическое начало.
  5. Глубокий интерес к потаенным сторонам народной жизни, народный взгляд на мир и на человека, предметно-изобразительное начало, использование традиций сказа, притчи, сближают творчество А. Платонова и В. Белова. Эпическая полнота и достоверность изображения в прозе Белова соединяются с психологически убедительным исследованием внутренней жизни человека. В сохранении семьи, народного лада В. Белов, как и А. Платонов, как и В. Распутин, В. Шукшин, Л. Бородин видит истоки жизнестойкости народа, в семье его герои будут черпать силы, помогающие жить в гармонии с природой, "согласно сердцу". Образный афористический язык передает особенности национального характера, отторжение всего, что разрушает крестьянский лад.
  6. "Вдумывание в жизнь", стремление разгадать ее тайну, неприятие насаждаемых стандартов - характерная черта "чудиков" В. Шукшина и "чудаков" А. Платонова. Сходной является оценка полярных сторон русского характера, двуединства человеческой души, в поисках истины обнаруживающей свою сокровенность. Писатели испытывают героев определяющим нравственным законом - отношением к детям, к старикам, к моральной категории памяти, земле, и, наконец, к смерти и бессмертию. В ряде рассказов Шукшина более жестко, чем у Платонова, акцентируется трагически мучительное осознание смерти героем. Осознав непреложность смерти, герой Шукшина решает этическую задачу - как прожить жизнь на земле; у героев Платонова неоднозначное отношение к "интересу смерти", несущее, в основном, онтологическую направленность. В прозе обоих писателей наблюдается соединение эпической по масштабу мысли с жанровой формой рассказа.
  7. Типологические связи прозы Ю. Трифонова и А. Платонова обнаруживаются в подходе к герою. Для его верной трактовки должны быть учтены положения пассионарной теории этногенеза Л.Н. Гумилева, идеи бессмертия и воскрешения, рассматриваемые в "Философии общего дела" Н. Федорова. Платоновская установка на философское осмысление бытия, поиск ответов на "главные" вопросы: памяти, человеческого предназначения, связи человека с родом, семьей, с человечеством - найдут дальнейшую разработку в исследовании нравственного мира людей в "московских" повестях Трифонова. Трифоновская концепция человека, призванного укреплять духовные связи между людьми совпадает с платоновской: "свет жизни" (Платонов), "нить, проходящая сквозь поколения" (Трифонов). Обнаруживается существенное различие в приемах психологического анализа у писателей. Платонов чаще прибегает к описанию внутреннего состояния героя, передавая его переживания через символическую пластику. Трифонов же обращается непосредственно к внутреннему монологу для передачи всех нюансов внутренней жизни.
  8. В описании самосознания героев В. Распутин, как и А. Платонов, прибегает к приемам метафизического опыта, полагаясь на сверхчувственные возможности личности. Система изобразительно-выразительных средств языка, введение в текст онирического пространства позволяют художникам не только вписать своих героев в жестокие условия действительности, но и сделать полем решения нравственно-философских проблем величественную картину мироздания. Традиционные платоновские мотивы "идеи жизни", "философии существования" творчески развиваются Распутиным в сходной системе мотивов "порядка внутри себя", определяют сюжетную основу произведений. С ними контрастирует мотив "постороннего прохожего", доминирующий в создании образов "врагов жизни". Проблему "отсутствия хозяина", "превращения городов и весей в свалку" писатели рассматривают с морально-этической точки зрения, предъявляя "спрос" к самому человеку. Образ ребенка символизирует жизнь, будущее, Россию, на которую посягают "архаровцы", "нелюди", "горлохваты", "идущие напролом". Сходными являются концепты писателей, фиксирующие ментальные сгустки культуры.
  9. Творческий диалог Л. Бородина с А. Платоновым проходит на фоне художественных достижений Ф.М. Достоевского, у которого писатели наследуют интерес к сложности и противоречивости человеческой натуры. Сближает писателей антиутопическая стратегия, стремление спасти сознание человека от поклонения ложным идеалам, интонационная сфера прозы, система тональностей, выраженная как процесс эстетического освоения мира. У писателей преобладает ориентация на архаический миф, на такие архетипические константы, как дом, дорога, вода, мать, ребенок, хлеб, земля, смерть, которые переплетены с библейскими мифами. Перекличка многих мотивов и стоящих за ними смыслов в прозе Бородина, как и в прозе Платонова, связана с образом дома. Дом в художественном сознании писателей - неустранимое бытийное начало, непререкаемая ценность, пространство, в котором осуществляется связь поколений, дом, как источник, питает высшие сферы жизни, любовь к Родине.
  10. Роман В. Березина "Свидетель" в соотнесении с повестью А. Платонова "Сокровенный человек", его статья "Счастье и страдание" о романе "Счастливая Москва" свидетельствуют об осознанном освоении современным писателем творческого наследия классика. В. Березин следует Платонову в главном: в отстаивании ценности человеческой жизни, говорит о ее хрупкости. Основные мотивы романа В. Березина соотносятся с ключевыми понятиями платоновской художественной методологии.
  11. Рассказ В. Шпакова "Железный Ренессанс" являет собой своеобразный опыт стилизации, травестирующий такие произведения Платонова, как "Котлован" и "Усомнившийся Макар". В рассказе "Железный Ренессанс", как и в "Котловане", происходит сопряжение социального сюжета с библейским мифом - строительство Вавилонской башни в "Котловане" и воскрешение умерших в "Железном Ренессансе", и - демифологизация мифов - "общепролетарский дом" в повести А. Платонова и новая мифология ("стальная конница") в рассказе В. Шпакова.
  12. Принцип включения "платоновского" слова в текст романа В.Г. Сорокина "Голубое сало", в главе "Платонов-3. Предписание" определяется его пародийным использованием и имеет эпатажный характер. В. Сорокин обращается к ставшим привычными для постмодернизма, выдвинувшего концепцию деконструкции, приемам разрушения стиля. Стилизация ориентирована на ломку этики и эстетики гениального писателя. В. Сорокин демонстрирует антиплатоновскую линию, не столько пародируя, сколько демонтируя, переделывая повесть "Сокровенный человек" по типу римейка. Такая попытка развенчания оборачивается парадоксом, подтверждая звездный статус прозы А. Платонова. Функционирование художественных "конструктов" Платонова в снижено-деструктивном контексте современного постмодернизма свидетельствует об огромной роли наследия писателя в современном социокультурном пространстве.

Мы благодарим профессора К.А.Баршта за внимание к нашей работе, за сделанные замечания.

Сеять души в людях
Рубрики:
Платонов Серафимова диссертация Полехина Давыдова Казаркин пассионарность Владимов Богомолье В.Быков В.Г.Распутин В.Кожинов Дырдин Брашт Гражданин Уклейкин Библейские мотивы В.Астафьев Бородин детство Б.Екимов Б.Пильняк Звездный билет